Красные камни Белого - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Но старый Алокаридас все равно любил наблюдать за восходами. Немного грустными в своей неспешности, но неотвратимыми. Старый Алокаридас находил в них Вечность, а причастность к великому – пусть даже в качестве наблюдателя – позволяла ему с холодным достоинством принимать неизбежное.

Принимать то, что его время таяло.

И Алокаридас искренне радовался каждому отпущенному дню.

Около года назад, поняв, что силы уходят, жрец приучил себя просыпаться за несколько минут до рассвета. Одевался, не зажигая свет, выходил из спальни и медленно шел к черному ходу, напротив которого находилась ведущая на стены лестница. Алокаридас мог бы встречать рассвет у окна, однако решил, что будет подниматься на идущую вдоль защитной стены галерею до тех пор, пока сможет, и неукоснительно соблюдал данное себе обещание. Оно стало для жреца еще одним доказательством того, что он не ждет неизбежного, а живет полной жизнью, что у него есть силы оставаться в строю. Что он еще силен. Что он может…

Может, несмотря на то, что теперь он преодолевал двадцать ступенек с двумя остановками, дыхание постоянно сбивалось, а перед глазами появлялась мутная пелена. Он мог. И он делал. И послушники, прекрасно видевшие мучение верховного жреца, кланялись ему ниже обыкновенного.

Не из жалости, а в знак уважения.

Поднявшись на галерею, Алокаридас вновь отдыхал, а затем неторопливо преодолевал тридцать шагов до площадки Кособокой башни, названной так в честь расположенной напротив горы. Останавливался, клал руки на отполированные бесчисленными прикосновениями перила и устремлял взгляд слезящихся глаз в предрассветное небо, шепча благодарность Отцу за то, что может смотреть. И может стоять. И может сам подняться на башню.

Озябший и довольный Алокаридас возносил Отцу собственную молитву, не имеющую ничего общего с классическими текстами, и заканчивалась она в тот самый миг, когда над Кособокой поднималась Амая. Заканчивалась словами надежды, что завтра все повторится. Что ему вновь хватит сил подняться на башню, и еще один день упадет в копилку долгой и правильно прожитой жизни. И Амая, которая выбиралась в этот момент из-за Кособокой, соглашалась: «Повторится».

И на душе Алокаридаса становилось тепло.


В тот день все начиналось как обычно.

Верховный жрец проснулся и несколько секунд лежал с открытыми глазами, радуясь тому простому факту, что проснулся. Поднялся, улыбнувшись при мысли, что справился, и почти минуту массировал изрядно онемевшую руку. Убедившись, что подвижность вернулась, Алокаридас надел кожаную маску, без которой не имел права показываться на людях, и аккуратно затянул ремешки на шее и под подбородком. Маска плотно облегала лысую голову жреца и была украшена красными бусами. Две короткие кисти из мелких камушков спускались с висков до шеи, а третья, длинная, почти с локоть, падала с затылка на спину. На лбу же был закреплен круглый белый камень, символизирующий То, Что Дало Начало.

Закончив с маской, Алокаридас надел поверх белья теплый красный халат, расшитый искусным белым узором, кряхтя, натянул носки, сапоги и вышел из спальни.

Десять шагов по коридору, дверь, и вот его окутывает утренняя свежесть. Яростная, как зверь, пробирающая до старых костей, дарующая дрожь, но… Но жрец вновь улыбнулся, радуясь тому, что чувствует холод. Месяц назад Алокаридас на неделю потерял эту способность и почти пал духом, решив, что смерть близка.

– Я жив… Я еще жив…

Пять шагов до лестницы, а затем двадцать ступенек, которые с каждым днем становились круче и круче. Левая нога подозрительно скрипнула, в левом боку закололо, однако жрец упрямо продолжал путь.

– Я смогу. Я все равно смогу.

И смог.

Поднявшись на стену, передохнул, привычно бросив взгляд во двор Красного Дома и двери храма. Вздохнул, сделал два шага к башне и остановился.

Медленно, очень-очень медленно Алокаридас вновь повернулся, пытаясь понять, что тут не так? Мощеный двор аккуратно подметен, даже со стены, даже старыми глазами видно, что на камнях нет ни единой соринки. На окнах ставни, послушники еще не проснулись, двери заперты…

Двери!

Жрец вздрогнул, и сердце его сковало холодом, ни имеющим никакого отношения к утренней свежести: дверь в храм была приоткрыта.

Приоткрыта! И рядом нет стража!

– Нет…

Скрип в ноге, боль в боку, слезящиеся глаза, прерывистое дыхание – все вдруг исчезло, потеряло значение, забылось. Бегом, как молодой и полный сил послушник, преодолел Алокаридас тридцать шагов до башни, схватил било и принялся колотить им в металлический гонг.

Пронзительный визг металла окутал Красный Дом знаком беды.

* * *

Нет для цепаря более умиротворяющего звука, чем басовитый рокот работающего кузеля. Мерный, привычный шум, вызывающий легкое дрожание сделанных из ильского сплава переборок, он проникает в самую душу, наполняя ее спокойствием и уверенностью: все хорошо, цеппель идет по курсу и его системы в порядке. Никакой опасности, никаких чрезвычайных ситуаций, и сотни метров до земли так и останутся цифрами, не разверзнутся зияющей пропастью и не поглотят воздушный корабль.

Мерный шум дарит умиротворение.

Паротурбинный кузель – главная силовая установка цеппеля, а потому цепари прислушиваются к нему всегда. Инстинктивно. Именно к кузелю, а не к работе вынесенных в мотогондолы тяговых электродвигателей. Установленные на боках сигары, они притягивают взоры пассажиров и зевак, попадающих под гипнотическое обаяние бешено вращающихся винтов. Но мало кто из штатских вспоминает, что питает двигатели, а значит – разгоняет пропеллеры, – именно кузель. Среди штатских мало настоящих знатоков. Ведь что для них цеппель? Обыкновенный дирижабль, оснащенный сложным, умеющим создавать межзвездные переходы астрингом. Что для них небо? Головокружительная высота, по которой проложен путь. Что для них рокот кузеля? Противный шум. И мало кто из штатских задумывается над тем, как работает астринг и сколько приходится платить управляющему им астрологу. Мало кто знает, как тяжело «читать» небо, «седлать» попутные потоки и уклоняться от встречных. Мало кто понимает значение кузеля.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6